– Трех я не потяну, – созналась Аделаида. – Старшая уже изнывает от половой истомы, а красавица склонна к депрессионной агрессии. Давайте для начала проверим мои способности на крестнице – по крайней мере, две другие еще не делали попыток покончить с собой.
– Не сметь так отзываться о моих девочках! – гаркнул Виктор, приведя своим мощным голосом в содрогание люстру с хрустальными подвесками.
На это крестная Аделаида спросила у Мары, можно ли с юридической точки зрения считать столь мощный крик выраженной конкретно в ее адрес агрессией?
Мара схватилась за голову.
– Я не позволю разлучать девочек, – не уступал Виктор, – они с малолетства вместе! Раз уж вы пролезли в мой дом и хотите получать за это деньги – берите всех трех дочек! По крайней мере, эта особа всегда будет под присмотром, – объяснил он Маре.
Тут Мара решила, что переговоры зашли в тупик. Крестная тоже это поняла и разрулила ситуацию за пару минут. Правда, потом Виктору Филимоновичу потребовалась изрядная порция валерьянки. Аделаида сказала буквально следующее:
– Виктор Филимонович, почему бы старшим девочкам не заняться воспитанием вашего сына. Ему скоро будет пять – вполне подходящий возраст, чтобы начать привыкать к семье отца.
После достаточно длительной паузы, во время которой Виктор подозрительно аккуратно расставлял на столе в шахматном порядке дюжину фигурок из моржовой кости, он посмотрел на Мару и спросил:
– Она сказала – сын?..
Мара закрыла глаза и стукнулась головой о стол.
– Где ты взял это чудовище?! – простонала она. – Кто ее пустил в дом?
– Значит, ты знала о неизвестном мне сыне? – Виктор Лушко начал вставать, наливаясь изнутри криком, так что лицо и уши побагровели. – Мара! Посмотри мне в глаза!
– Не могу!.. – Она не поднимала головы.
– Ты посмела родить ребенка и ничего мне не сказала? – Хозяин перешел на шепот. Нереализованный крик выходил из него потом, стекая по спине и лицу.
Мара удивленно подняла голову и посмотрела на него с интересом.
– Ну что вы, Виктор Филимонович… – начала Аделаида.
– Молчать! – перебил он ее криком.
– Ну-ка, ну-ка, поподробней с этого места, – попросила Мара. – Ты думаешь, что я могла забеременеть пять лет назад, родить ребенка, выкормить его, и все – тайком?! Так, что никто ничего не заметил?! И это при том, что в любое время дня и ночи я выезжаю по твоим вызовам, вылетаю в другие страны, по полгода болею какой-то чумой в Мозамбике и лихорадкой в Индонезии!
– Мара, я…
– Ты даже не помнишь, когда именно была наша близость! – Она встала и запустила в него бумаги со стола. – А когда последний раз я была в отпуске? Так, чтоб хотя бы месяц не слышать твоих криков?!
– Мара!..
– А то, что ты по десять раз в месяц напоминаешь о моем прошлом, это хотя бы помнишь?! Как минимум десять раз в месяц при посторонних ты выдаешь свою коронную фразу о сексе и наркотиках!
– Виктор Филимо-о-онович! – протянула Аделаида. – Позовите же Дездемону.
– Что, проголодались?! Или чаю хотите? – зловеще поинтересовался Виктор.
– Да нет же, позовите Дездемону, она все объяснит.
– Как – Дездемона?.. Почему – Дездемона? – не верил хозяин.
– Она единственная из вашего штата сотрудников брала длительный отпуск – пять месяцев, а потом еще выторговала себе раз в месяц три выходных, – добивала его фактами Аделаида.
– Да… пять месяцев, но она сказала, что мать умирает!
– Ее мать жива и здорова, зовите же!
Позвали Дездемону. Потом Виктору Филимоновичу стало плохо, ему принесли валерьянки. За это время Иринка, подслушивающая под дверью, поделилась новостью с сестрами, и они бросились к отцу с радостными воплями и требованием немедленно привезти маленького братика, чем существенно ухудшили сильно пошатнувшееся здоровье в большом потном теле Виктора Лушко.
Мальчика привезли за два дня до отъезда сестер в колледж. Кончились новогодние праздники. С маленьким сыном Дездемоны приехала девушка с красивым, но странно напряженным лицом, будто в ожидании грозы.
– Это моя дальняя родственница, она будет помогать с ребенком и по хозяйству, – сказала Дездемона. – И Филька к ней привык за последний год.
Пока Виктор Филимонович набирал воздух в легкие и считал до десяти, чтобы как можно спокойней произнести свое коронное «исключено», Дездемона его успокоила:
– Она глухонемая.
Заметив, что у растерявшегося хозяина все еще остаются аргументы для возражений, Дездемона поспешила добавить:
– И безграмотная. Родители решили не отдавать девочку в специнтернат, а оставить при себе в деревне.
Девушка Луня пасла маленького сына Виктора Лушко, как осиротевшего козленка – большую часть времени таскала его на руках.За время пребывания крестной Виктору дважды сигналили военные – одинокая бабушка без корзинки, и чуть ли не в домашних тапочках опять тащится от его участка к участку Ирамова прогулочным шагом вдоль болот. Лушко, как мог, объяснил, что это только ради здоровья – дополнение к утренней зарядке, тренировка сердечной мышцы. Они удивились: «Какое здоровье, если бабушка запросто может не туда шагнуть и утонуть в трясине – тогда концов не найдешь?» Виктор Филимонович только мечтательно вздохнул.
Девочек и крестную Аделаиду в Москву отвозил на джипе Вольдемар. Он приехал заранее, одобрил сына – «твоя копия, хорошо поработал, главное – не рыжий», и с ужасом уставился на клетчатую сумку, с которой уезжала Аделаида.
Сумка была полупустой. Крестная потребовала, чтобы сожженные вещи были компенсированы деньгами, но от старой Маринкиной дубленки и меховых полусапожек не отказалась. Дездемона, поцеловавшая ее на прощание, обвязала Аделаиду новеньким пуховым платком серого цвета. Спереди – крест-накрест, сзади – узел.