Мачеха для Золушки - Страница 25

Помолчав минуты три, Абакар сказал, что у него есть такое желание. Филимон глянул на него в зеркало как на сумасшедшего. Они доехали до Вольдемара.

Наткнувшись взглядом на мешок, Вольдемар застыл на секунду, потом шумно забрался в фургон, ни о чем не спрашивая. А вот Шуруп решил кое-что выяснить:

– Мы дадим этим колумбиносам просто так смотаться с деньгами?

– Именно так! – подтвердил Филимон. – Дадим, и еще помашем ручкой на дорожку!

– А наш товарищ…

– А наш товарищ!.. – взорвался Филимон. – Сам выбрал, где и как ему подохнуть! Самое главное – все его мечты сбылись. Он придумал ограбление, организовал его и с успехом осуществил – это ли не счастье, от которого можно умереть?!

– Филимон прав, – поддержал Абакар, – мы не можем ничего поделать. Пока все складывается удачно – Кузя у нас, а ведь подельники могли его и живым подставить полиции.

– Тогда – что? – спросил Вольдемар. – Огонь, вода или медные трубы?

– Вода, – настаивал на своем Филимон.

– Огонь – сказал Абакар.

– Медные трубы отпадают, – вздохнул Шуруп. – Тело нам домой не вывезти, и соответственно – ни кладбища, ни духового оркестра.

В аэропорту они выпили как следует на помин души, проспали на сумках часов шесть, а когда проснулись, стали приводить вещи в порядок. Вольдемар, не обращая внимания на толпу раздраженного, усталого и голодного люда вокруг, сидя на полу, спокойно разобрал пластиковое оружие, рассортировав составные части по коробкам с надписью «Горное снаряжение». Абакар еще раз просмотрел документы для вылета. Шуруп за это время заметил, что в аэропорту появилась полиция – осматривают все крупные сумки.

– Первый раз, что ли, нас шмонают, – не обеспокоился Абакар. – Мы ведь знаем, что они ищут, да, Филимон?

И тут Филимон вдруг забрал у него свой паспорт и сказал, что летит в Маракеш.

– Не верь ты бабам! Ведь обманет, зараза, и не покраснеет! – стал отговаривать его Шуруп.

– Чего гадать, – не сдавался Филимон, – доставай свою поисковую систему.

– Здесь? Ловить по спутнику? – опять удивился Шуруп, но ноутбук достал.

Пока он возился с приборами, трое соратников сидели молча среди суматохи и криков переполненного зала.

– Марракеш? – спросил Филимон, когда Шуруп, увидев на экране карту Африки, посмотрел на его удовольствие.

– Марракеш…

Мачеха

Прилетев в Марокко, Медея позвонила по нескольким номерам, взяла такси. Уже через час в грязной полутемной лавке местный умелец, которого ей посоветовали, курочил перстень, разбирая ложе для камушка. С осторожностью, странной для неухоженных пальцев, он достал пинцетом маячок, поднес его к свету настольной лампы.

Медея закрыла глаза. Такой прыти от управленцев из русской разведки, да еще ушедших в отставку, она не ожидала.

Умелец сказал, что система не новая, более того – вставлена в оправу давно и с тех пор не вынималась. Коротковолновый радиопередатчик для спутниковой поисковой системы.

Она попросила возвратить все на место. Отдала деньги, вышла в горячий сухой вечер чужого города, пахнувший пряностями и горелым мясом, и придумала, что делать с перстнем.

Отец

Прилетев в Марокко, Лушко позвонил по нескольким номерам, взял такси. Приехал на центральную площадь Марракеша поздней ночью, то есть в самый разгар веселья и обжираловки. Она представляла собой огромное пространство, заполненное торговцами, неумелыми фокусниками и жонглерами на ходулях, детьми, калеками – все это темнокожее человечество при свете разноцветных фонариков пыталось выцарапать у туристов – их, конечно, было больше всех – деньги, деньги, деньги…

Филимон достал свой пеленгатор, похожий на телефон, и посмотрел на экран. Цель была близко, можно сказать совсем рядом.

Проталкиваясь между потными телами – было не меньше тридцати пяти по Цельсию, – он вдруг почувствовал, как в ритме барабанов застучало и его сердце – испуганное среди разгоряченных весельем чужих сердец.

На небольшом кругу, ограниченном на земле фонариками, танцевали женщины. Это был танец живота и бедер. Филимон только вздохнул – смотреть танец живота в исполнении марокканок – только нервы трепать – ни тебе пупка, ни складочек. Они всегда закутаны от макушки до пяток, стоишь, как дурак, и ловишь взглядом движения гибких тел под тонким шелком, да кончик голой ступни в сандалии и, если повезет – прямой убийственный взгляд глаз, чернее черной марокканской ночи. Он поставил сумку у ног и стал выбирать – которая?.. Все четверо подходят по росту – высокие, худые, гибкие. Щиколоток, естественно, не разглядеть… Решившись, показал одной танцовщице стодолларовую бумажку. Та хотела взять ее в танце, не останавливаясь, но Филимон поманил ее за круг. Танцовщица отступила, продолжая трясти бедрами, отчего повязка на ней звенела монетками и разлеталась бахромой. Филимон стал ждать, не убирая купюру. Минут через семь барабаны замолчали, танцовщицы разошлись. Она подошла сама. Осторожно вынула сотню из его руки и застыла, выжидая.

– Я нашел тебя, – сказал Филимон, удивляясь спокойствию сердца.

Танцовщица стояла молча, не шелохнувшись. Он почуял неладное, посмотрел на пеленгатор – цель найдена – и перешел на английский:

– Мы виделись в Париже…

– Нет, не виделись, – ответила танцовщица низким голосом.

Все ясно…

– У тебя мой перстень, я хочу взглянуть. – Филимон подождал – никакой реакции, тогда он показал пеленгатор. – Я нашел тебя по перстню, покажи мне его, и я сделаю так, чтобы он больше не подавал сигналов. У тебя не будет проблем, обещаю.